Отчет участника выездного тренинга "Похороны воина"

Отчет участника выездного тренинга

 

Похороны воина

В 10 утра приехал автобус. Небольшой и уютный. Группа расселась, и Владимир, перед отходом, сказал: «Постарайтесь думать о той земле, в которую ляжете. Что вы там хотите оставить, а что взять. Постарайтесь не разговаривать друг с другом. Думайте о себе, своих чувствах».

Надо сказать, мне было довольно трудно сосредоточиться, ведь за окном мелькали незнакомые картины красивого города. Тем не менее, я взял себя в руки, решив, что полюбуюсь на обратном пути.

Я все еще с трудом мог сформулировать, что мешает мне выйти на качественно новый уровень внутренних взаимоотношений с собой и окружающим миром. Лень? Что такое – моя лень? Почему я, понимая умом, что нужно работать, зарабатывать деньги, параллельно искать самореализацию в писании статей, не делаю ничего, ни единого шага в этом направлении. Отчаянье – хороший стимул. Порой единственный. Но мое положенье сейчас другим и не назовешь. И я все равно избегаю любой трудовой деятельности. При мысли о работе, о том, что на нее надо ходить к 9 и уходить в 18-00 меня охватывает непролазная тоска. И я прекрасно знаю, что могу преодолеть эту тоску, знаю так же, что, в конце концов, эта тоска будет мешать работать настолько, что я опять уволюсь… Статьи пишу, спустя рукава. Работу не ищу. На что надеюсь? Чего жду? Пол жизни прошло, а я ничего не достиг. У меня есть любимая дочь, для которой я авторитет, любимый папа. И я, прекрасно понимая, что я обязан содержать ее, заботиться о ней не только своей любовью, но и денежно, не сделал ничего. Та же ситуация с моей любимой Марией. Она ждет от меня волевых решений. Я должен сказать, что ей нужно переезжать в Ростов. Я должен зарабатывать достаточно, что бы содержать ее, Юлю и себя… В итоге всех своих размышлений, я решил, что хочу избавиться от трусости, а взять с собой осознанность существования и силу. Забегая вперед, скажу, что сейчас, когда все вышеперечисленные вопросы остались со мной и обрели еще более конкретные и угрожающие размеры, я бы сформулировал все несколько иначе.

Когда мы приехали на место, я чуть успокоился после своих не веселых размышлений. Высокие сосны, солнце… Черт! Настоящий лес, в котором я давно не был. Мы расположились на поляне, вокруг старого кострища. Владимир и Эля (вторая ведущая) сказали, что теперь, вот на этой поляне нам стоит выбрать себе место, где мы будем закопаны. Я бродил минут двадцать и, наконец, выбрал. Как оказалось позже, я выбрал самое «корневое» место. То есть, здесь было больше всего корней. Копая, я думал, что это может значить. Корень – это то, что держит и кормит дерево. Почему мне нужно перерубить массу толстых и не очень корней, что бы раскопать себе могилу? Что я должен перерубить в своей жизни, что бы стать таким, как мне хочется. И каким мне хочется стать? Надо сказать, что физический труд, жара, комары и моя отвлекаемость на все это помешали тогда додумать эту мысль, как следует.

Конечно, я четко понимал, что мой замечательный отец мешает мне вырасти. Это не его проблема, а моя. Но четкого понимания, в чём именно он мне мешает, чем он мне мешает, я не осознал. Сейчас я понимаю, что мне слишком сильно, для самостоятельного человека, нужно его одобрение. И мой страх – это страх порицания за ошибки. И это одна из причин моей бездеятельности. Но на тот момент эти понимания были еще очень смутными.

Наконец я выкопал яму, вполне, как мне показалось, достаточную. Лег примериться – оказалось, что коротковатая. Ошибся. Меня почему-то это развеселило и, похихикивая, я стал удлинять свою могилу.

Затем надо было найти и положить лаги. Это бревна средней длины, которые кладутся поперек могилы. На них стелется полиэтилен, а уж потом засыпается землёй. Это оказалось не так просто даже в лесу. Во-первых, нельзя было трогать живые деревья, А во-вторых, те, что свалены, не должны быть гнилыми. На лаги я потратил больше всего времени. 
Когда все было готово, Эля дала мне два листа. Один по меньше, другой обычный. На том, что поменьше, нужно было написать свое надгробие, а на обычном – свое завещание. Или то, что хочется сказать этому миру, покидая его. В начале завещания, я признался в любви всем тем людям, которых люблю. Затем в ненависти – всем тем, кого ненавижу. Потом в зависти – всем, кого люблю и ненавижу. Потом отметил мои успехи, пусть и незначительные, которые были в моей жизни. Потом – неудачи, которых оказалось намного больше. От этого стало немного горько. И попрощался.

Затем лег в могилу. Надо сказать, что по не ясной для меня причине, страха не было. Когда меня закапывали, внутри меня наступило умиротворение. Потом, когда стало совсем темно, сильно разболелась голова. Я стал делать глубокие и медленные вдохи и выдохи, и боль потихоньку отступила.

Тогда я постарался сосредоточиться на том, что я здесь оставлю, а что заберу. Поначалу это удалось, но потом, на фоне совершенно спокойного душевного состояния, мысли перестали меня слушаться и понеслись галопом, причем в разные стороны. От этого возникло ощущение, что мыслей больше нет. В голове было пусто. Где-то в это время возник первый образ. Было ощущение, что я смотрю со стороны, на то, как большая рука берет меня в жменю так, как осторожно берут пойманного кузнечика. Страха не было. Откуда-то была уверенность, что эта рука не сделает мне ничего плохого. И что в этой руке есть какая-то нежность… Затем все развернулось на 180 градусов и дальше поплыла череда образов, не столь ярких и часто меняющихся. По-доброму ухмыляющийся отец, зовущая куда-то Юлька, костер под ночным, усыпанным большими звездами, небом, и еще и еще… На поверхности послышался бубен, он то удалялся, то приближался. Вмести с ним вернулись мысли и ощущение того, что я здорово замерз. Я аккуратно забрался в спальник.

Когда бубен утих, я почувствовал легкое раздражение на него за то, что он вырвал меня из моего состояния и теперь мысли в голове громоздились какой-то фантастической постройкой. Сосредоточится на них долго не получалось. Было ощущение, что они круглые и зацепиться не за что. Когда мне показалось, что я, таки, нашел опору и зацепился за мысль о необходимости моих внутренних изменений, все это здание рухнуло, и мысли, словно стеклянные шарики, высоко подпрыгивая, разлетелись в разные стороны. Вот тут возник второй очень яркий образ. Маленькая девочка, лет четырех, с длинными, черными вьющимися волосами. Одета в красную майку и длинную ситцевую юбку с сине-бело-зеленым цветочным орнаментом. Она сидела на корточках пред ручьем и пускала очень красивые кораблики. Пустит один, долго смотрит ему вслед, затем откуда-то из-за спины достает еще один. Пускает. Смотрит. Достает еще один. И так довольно долго… Кто эта девочка, и почему кораблики – я не знал. Сейчас уже возникает много разных ассоциаций. Это и моя аниме, и Смерть, и мой внутренний ребенок… Я так и не определил это для себя… Пока. Но в тот момент я чувствовал удивление, нежность и восторг… Так же меня восхищали искусно сделанные кораблики. Все они были не похожи один на другой…

В это время я услышал голос Эли: «Игорь, ты как? Пора на поверхность. Скоро будет автобус, а до этого нужно провести еще упражнения». И хотя у меня не было ощущения, что меня разбудили, мне показалось, что меня вырвали откуда-то из глубока. Когда я стал говорить, что еще не все «вылежал», меня спросили: «А что ты там еще не доделал?». Я не нашелся, что ответить и решил вылезать.

Когда я подошел к костру, там были уже ребята, которых достали раньше. Мне предложили чай. Вскоре у костра собралась вся группа. Владимир и Эля попросили всех по очереди рассказать о своих впечатлениях, чувствах и ощущениях. Я слушал ребят и внутри меня росло чувство растерянности. Я не знал, как описать свои ощущения доступными мне словами. В итоге, отделался достаточно общими словами и формулировками. Затем ведущие сказали, что необходимо лаги отнести в одну кучу и закопать свои могилы. При этом стоит думать, что каждый из нас оставляет в земле.

В это время мое беспокойство и растерянность оформились в стойкое чувство, что я слишком обще определил, что хочу оставить в могиле, а что забрать. Потихоньку перешучиваясь, мы закопали свои могилы, собрались и сели в уже ожидавший нас автобус. По пути в город ребята общались друг с другом, а я любовался пейзажами и видами города и чувствовал, что мне необходимо еще раз лечь в могилу. Что я чего-то не допонял, не до решал…

Единственный ощутимый эффект, который я сейчас ощущаю после своих похорон, это то, что мне стало легко останавливаться и спрашивать себя, что я делаю сейчас, зачем я это делаю. Что я чувствую сейчас, где это чувство и почему оно возникло. Но проблем не убавилось. Скорее, как я говорил выше, они стали еще более конкретными и настойчиво требующими скорого решения. Однако как их решить, что сделать с собой, со своим внутренним миром, что бы распутать этот клубок – я пока, к сожалению, не понимаю…